Журналісти білоруського видання tut.by опублікували черговий репортаж про літню поїздку на фронт.
Чтобы попасть на передовую с регулярной армией — ВСУ, нужно получить аккредитацию в Министерстве обороны. Наши аккредитационные карточки готовы через несколько часов после обращения. Правда, забрать их можно лишь в Краматорске — от Юрьевки это триста километров вдоль линии фронта. Подобная скорость аккредитации после работы в Беларуси кажется фантастикой.
Утром забираем в аэропорту Мариуполя пресс-офицера сектора «М» — Мариуполь, Александра Завтонова, чтобы с ним ехать на передовую.
Для посещения передовой в 8-м батальоне УДА нам любезно выдали каски и бронежилеты. Пресс-офицер экипирован бронежилетом, каской, автоматом с боекомплектом и фотокамерой. «С „Лейкой“ и блокнотом, а где и с пулеметом…». В нашей компании у него роль ангела-хранителя. Узнав, что мы проживаем на базе «Правого сектора» — УДА, Александр высоко оценил уровень их бойцов.
Проезжаем отравляющий город завод «Азовсталь», около которого тяжело дышать. Рядом с заводом у моря — жилой район. Девятиэтажки на морском берегу и смог литейного производства. Вдоль моря тянутся переходящие друг в друга села Виноградное, Приморское, Пионерское, Сопино — все побережье плотно заселено. Чем дальше от Мариуполя, тем легче дышится.
На окраине Сопино — блокпост. Дальше начинается зона АТО. 10 минут ожидаем разрешения проехать. За блокпостом попадаем в другой мир. Село Бердянское можно сравнить с прилегающими к Донецкому аэропорту Спартаком или Веселым. Нет ни одного дома, который не затронули артобстрелы. В Бердянском продолжают проживать несколько десятков человек. Часть пустующих домов заняли военные ВСУ.
Армейский «Хаммер»
Останавливаемся около одного из таких домов. Около него стоит настоящий армейский HMMWV (англ. High Mobility Multipurpose Wheeled Vehicle — высокомобильное многоцелевое колесное транспортное средство), прозванное в США Humvee — «Хамви», а у нас именуемое обывателями «Хаммер» — гуманитарная помощь из США.
В кузове-багажнике возвышается стойка для пулемета.
Если армейский HMMWV — «Хаммер» и его упрощенный гражданский «тезка» Hummer H1 — относительно близкие родственники, то Hummer H2 и Hummer H3 совершенно другие по назначению автомобили, несмотря на внешнее сходство.
Автомобильные «эксперты», оценивающие автомобиль по звучанию аудиосистемы, качеству кожи на сидениях и тактильным ощущениям при прикосновении к органам управления, поставили бы армейскому «Хаммеру» самую низкую оценку.
Армейский «Хаммер» создавался для работы на войне, Hummer H1 — немного более комфортабельная гражданская версия. А популярные в Беларуси Hummer Н2, Н3 больше подходят, чтобы произвести впечатление на девочек у ночного клуба.
Внутри армейский «Хаммер» очень напоминает БТР. Невысокие сиденья, с легким намеком на анатомичность, тонкий руль, огромные флажки переключателей света, поворотов и запуска двигателя, явно взятые с БТРа.
Как и в уазиках — матерчатый верх. При этом еще и матерчатые двери с полиэтиленовыми окнами.
Одна из дверей закрывается самодельным проволочным крючком.
— Фирменная защелка, похожая на этот крючок, 20 долларов стоит, вот и обошлись своими силами, — поясняет водитель.
Под капотом у армейского «Хаммера» не двигатель, а огромный радиатор. Дизельный двигатель объемом 6,2 литра и мощностью 160 л. с. вместе с трансмиссией расположен под тоннелем, проходящим вдоль салона. Такая компоновка — защита от стрелкового оружия и великолепное размещение центра тяжести, положительно сказывающееся на устойчивости и проходимости. Относительно небольшая мощность двигателя компенсируется большим крутящим моментом. На широком тоннеле можно перевозить раненого.
Водитель рассказал, что, несмотря на то, что в этом «Хаммере» четыре сиденья, с учетом небольшого багажника-кузова в него без проблем вмещается более 10 бойцов в боевом снаряжении и с оружием.
К сожалению, в «Хаммере» проехать не удалось.
Широкино — курортный поселок на передовой
Здесь к нам присоединяется еще один сопровождающий ангел-хранитель — Андрей из подразделения, занимающегося работой с журналистами.
По внешнему виду Андрей — реклама украинской армии. Новая форма «Мультикам», большое количество «навесного» снаряжения весьма высокого качества. Все это дополняется АК-74, «тюнингованным» новой «дизайнерской» рукояткой, цевьем, коллиматорным прицелом и небольшим глушителем.
Андрей просит нас надеть каски, бронежилеты, отключить сотовые телефоны. С обеих сторон конфликта вблизи передовой работает радиоэлектронная разведка, которая обнаруживает появление новых источников радиоизлучения, к которым относятся сотовые телефоны. Иногда появление на передовой новых сотовых телефонов вызывает артобстрел.
При этом у Андрея на разгрузочном жилете работает аналоговая рация, переговоры которой без труда прослушиваются простой аппаратурой. Слышен довольно активный радиообмен о том, кто куда проехал.
Чтобы продолжить путь дальше, мы пересаживаемся в Jeep Cherokee.
Дорога в Широкино проходит прямо по полосе прибоя. Проехать здесь может только внедорожник. Это самая южная точка военного конфликта. С дороги видна территория, контролируемая ДНР. Дистанция позволяет стрелять артиллерией и неприцельно крупнокалиберным пулеметом.
Море, пустой пляж, жара, мчащийся внедорожник по полосе прибоя, брызги морской воды, освежающие лицо через открытые окна.
Въезжаем в Широкино, бывшее до войны курортным селом с населением примерно в 1500 человек.
В 2014 году с началом военного конфликта Широкино оказалось местом ожесточенных боев. Войска ДНР тогда установили контроль над селом.
В феврале 2015 года украинская сторона после ожесточенных боев взяла Широкино под свой контроль, и с этого времени характер боев стал позиционным — взаимные артобстрелы, перестрелки и выходы диверсионно-разведывательных групп.
Елена Белозерская так говорит о Широкино: «Иногда противник применяет ПТУРы (противотанковые управляемые ракеты. — Ред.), поражая наши автомобили на простреливаемом участке дороги. Но делают это очень редко. Во-первых, ПТУР — очень дорогое удовольствие, чтобы его тратить на автомобиль. А во-вторых, знают — после таких случаев наша артиллерия месяц по ним будет постоянно долбить».
Одна из причин боев за Широкино — несколько холмов, господствующие высоты, на которых установлены вышки с телекамерами наблюдения.
С 2014 года численность населения Широкино с полутора тысяч человек сократилось до нуля. 80% домов разрушено — примерно то же самое, как в частном секторе, прилегающем к Донецкому аэропорту со стороны ДНР.
Андрей осторожно ведет автомобиль, чтобы не наехать на мину — «Мы вели машины, объезжая мины по путям-дорогам фронтовым».
Из ствола одного из деревьев торчит хвостовик выстрела от РПГ.
На стенах домов — «идеологические» надписи как «эпохи ДНР», так и восстановленной украинской власти.
Иногда на дороге попадаются армейские бушлаты расцветки российской армии, на что обращают внимание сопровождающие.
На высокой металлической трубе котельной развевается украинский флаг. ДНРовцы стараются этот флаг сбить, что непросто, а украинская сторона — установить заново.
Около разрушенного памятника красноармейцу Семену Шапоткину, погибшему при освобождении Широкино в 1943 году, стоит разбитый внедорожник. Это в феврале 2015 года во время сильного артобстрела в памятник врезался автомобиль, в котором находился один из командиров подразделения «Азов» и его водитель. Оба погибли на месте. Тогда памятник выстоял, а сейчас скульптура красноармейца полностью умышленно разрушена.
Мимо нас проезжает внедорожник с номером УДА — подразделения, которого официально там быть не должно. Вооруженный боец, стоя на бампере, приветствует нас.
Когда-то из Широкино ходили маршрутки в Донецк и Макеевку. Этот маршрут возобновится не скоро.
Школа как боевая цель
Андрей ведет нас в школу. Здание школы — одно из самых высоких в селе, расположено на небольшой возвышенности, оттуда хорошо контролировать значительную часть Широкино. Из-за этого школа пострадала больше других зданий.
Когда идешь по усыпанной обломками поверхности, нужно внимательно смотреть под ноги — возможны растяжки. По валяющимся под ногами кускам железа, фанеры и другим плоским предметам ходить не рекомендуется — под ними могут оказаться мины и прочие взрывающиеся сюрпризы.
По тем же причинам не стоит передвигать различные предметы. К примеру, в одном месте кастрюлей была накрыта неразорвавшаяся мина: кому надо — об этом знают.
Иногда слышны автоматные очереди и редкие выстрелы крупнокалиберного пулемета.
Крыша школьного спортзала разворочена прямым попаданием мины или снаряда крупного калибра.
В других местах школы видны дыры от попадания мин и снарядов, следы пуль и осколков на стенах классов.
В коридоре висят два стенда «Широкино — история села» и «Широкино — война». История села Широкино и война продолжаются — между стендами дыра от небольшого снаряда.
Поблизости в потолке застряла часть минометной мины
Под ногами школьные бумаги, россыпи гильз, кое-где попадаются неразорвавшиеся ВОГи.
В столовой осталась посуда.
В другом классе на полу лежит неразорвавшийся выстрел от РПГ-7. Носовая часть гранаты отвалилась, и хорошо видна розовая начинка из смеси гексогена с тротилом.
В кабинете труда в токарном станке осталась деревянная заготовка. На столе очки, явно принадлежавшие учителю.
Большая часть оставленных учебников и стендов на стенах на русском языке — юго-восток Украины.
На стене в классе — портреты сельчан-фронтовиков, воевавших более семидесяти лет назад, и списки воинов, погибших тогда при освобождении Широкино и ближайшего села Безыменного.
Сейчас эти села по разные стороны фронта.
Старая местная газета сообщает, что Виктор Янукович посетил Донецкую область. Сейчас к позорно бежавшему Януковичу по обеим сторонам конфликта отношение такое, что посети он еще раз Донецкую область — шансов остаться живым у него не было бы.
«Как соблюдаются Минские соглашения»
Андрей ведет нас к дому, который, судя по виду, совсем недавно разрушен артиллерией.
— Вы из Минска? Так посмотрите, как соблюдаются Минские соглашения об отводе от линии конфликта артиллерийского вооружения. Пару дней назад этот дом был целым.
Поблизости на стене написано «Донбасс — это Россия». Позднее кто-то другой краской дописал «не» перед словом «Россия».
Андрей ведет нас к весьма зажиточному дому. Точнее, к тому, что от него осталось.
Во дворе, раздвигая палкой густые заросли травы, показывает колышек с табличкой «захоронение». Рассказывает, что здесь он лично похоронил убитого врага, теперь должен приехать прокурор для эксгумации и установления личности погибшего.
Дома разграблены. А с двух холодильников, которые сложно вывезти из-за габаритов, кто-то успел снять компрессоры.
На дороге валяются несколько бушлатов расцветки российской армии, берцы, посуда. На обочине кусок оплавленного металла.
— Здесь подбили танк противника. Танк отбуксировали, а вещи остались, — поясняет Андрей
В нескольких сотнях метров на той же дороге стоит раскуроченный обгоревший остов бронированного грузовика КрАЗ.
Около кузова разбросаны опаленные автоматные патроны — явно перевозил боекомплекты.
— А это уже наш грузовик, — продолжает Андрей.
Рассказывая о Широкино, он не упомянул, что здесь на передовой находятся подразделения УДА, автомобиль которого мы видели и которого здесь не должно быть, поскольку УДА к ВСУ не относится.
Там, где дорога ведет к позициям УДА, Андрей предлагает нам повернуть обратно.
Подъезжаем к полуразрушенным трех-четырехэтажным особнякам на побережье, явно бывшим гостиницам. Сейчас там расположились морские пехотинцы. Морпехи — контрактники в возрасте от 25 до 50 лет. По одежде и снаряжению они значительно скромнее, чем сопровождающий нас Андрей.
Во дворе работает бензиновый энергогенератор, дремлет кот и играют несколько щенков дворняг. Поднимаемся к морпехам на третий этаж. Полутемное помещение, на матрацах на полу спят несколько бойцов. На стенах — обычные для этих мест надписи в отношении Путина. Рядом — оружие, боеприпасы, бронежилеты. В шкафах — запас продуктов. Телевизор с DVD-плеером, заряжаются сотовые телефоны и радиостанция.
Обстановка очень напоминает подвал 4-й роты в Тельманово, где мы были в марте. Сами морпехи тоже очень похожи на своих противников из этой роты.
Чтобы показать, чем они занимаются в свободное время, они приносят боксерский мешок и цепляют его за крюк в потолке. Один из бойцов несколько раз бьет по мешку, другой отжимается на брусьях, прикрепленных к стене, еще один принимает на балконе воздушные ванны.
Едем обратно.
На пустынном пляже купаются в море два морпеха. Вдали видна полоска берега — территория, контролируемая ДНР, откуда иногда из ДШК стреляют по месту, где мы находимся.
Снимаем каски и бронежилеты. После нескольких часов, проведенных в них на жаре, где в тени +40, а под солнцем — еще больше, мы потеряли минимум два килограмма веса.